Мы были солдатами
(земля родная – помни нас, нас всех и каждого отдельно…)
(слова из песни)
Нет, не было войны. На дворе стояли, последние осенние деньки далёкого и холодного, восемьдесят третьего года. После завтрака в военном госпитале легко раненные солдаты лениво выбредали на крылечко и грелись на солнышке, наслаждаясь прощальными денёчками уходящего бабьего лета. Все они думали почти об одном и том же: – Уж поскорей бы домой, на дембель. Им виделись: бочка пива, водки таз, и Устинова приказ (тогдашнего министра обороны). На стене госпиталя было кем-то размашисто нарисовано, нет, даже не нарисовано, а глубоко выцарапано, скульптурно выбито, если так можно сказать о надписи следующего содержания: «Служи салага, как дед служил, а дед на службу положил…».
У многих срок увольнения в запас давно уже вышел. Кому-то из тяжелых удалось перейти в лёгкораненые, и, подлечившись, стать выздоравливающими. Все они были молодыми ребятами, срочной службы советской армии. Это были те счастливчики, которым повезло и которые остались живы, на полях сражений, воюя против злого рока тех лет – неуставных взаимоотношений, уголовщины и дедовщины. Это, когда армия себя полностью дискредитирует, далее процесс идёт по течению никому ненужности, вседозволенности и безнаказанности. Начинает разлагаться на кланы: уголовные, уголовно-армейские, призывные, блатные и прочие атрибуты верхнего беспредела, где до дембеля дотягивают либо сильнейшие срочники, либо к какому-то из этих кланов примкнувшие, а те воины, которые не хотели принимать весь этот бред, оказались либо на том свете, либо в лучшем случае – в госпитале, им, живым, сидящим сейчас на крылечке, повезло больше тех, кто остался в сырой земле, и живые это хорошо понимали.
Но жизнь живых, не заканчивалась, она продолжала идти вперёд, вопреки всему внося поправки и корректировки в каждый день так называемой «службы» ребят, по воле случая попавших в жернова страшной военной машины, где никому ненужная жизнь солдата ценилась меньше всего на свете. Эти ребята на всю жизнь остались с пожизненным диагнозом, название которому – армейский синдром. Это скрытая ненависть к тем, кто не пережил то, что досталось им не за что. Это другой мир, совершенно непонятный простым людям, тем самым, что на гражданке. Это люди, с поломанной психикой и обидой на общество, которое их породило и их же и угробило, и на которое они не имеют прав обижаться, потому, что сами являются частью этого общества. Одним словом, они были - потерянные... Цепкой рукой и железной хваткой всё время держала их память – советская армия. Кошмарные сны, о которой, они будут видеть и через двадцать и тридцать лет… Но как бы там ни было, для этих ребят, всё получилось именно так, а не иначе.
Наступал новый день и выздоравливающих разбирали на хозяйственные работы. Хотя в действиях солдат и просматривались сильно пофигинистические настроения, тем не менее, это вносило большое разнообразие в их монотонную госпитальную жизнь. На этот раз всех желающих забрал подошедший автобус из военторга, разгружать из вагонов арбузы. Дело это было неспешное, да и арбузов можно было наесться досыта, но после разгрузки оставалось много треснувших арбузов и дынь, которые приказано было подать на корм свиньям, находившимся тут же неподалеку, в военном свинарнике.
На следующий день, на том же автобусе, отделение выздоравливающих было доставлено для перегрузки арбузов опять на тот же свинарник, где старшим в отделении был назначен Серёга по кличке «Шестнадцатый».
Три месяца назад, он, почти до смерти забитый двумя «сослуживцами», где-то раздобыв двустволку шестнадцатого калибра, открыл по обидчикам шквальный огонь крупной солью. После, до последнего патрона геройски продержав оборону, он был ими же взят и жестоко наказан. (избит и доставлен в госпиталь, с тяжелыми ранениями), где любил рассказывать сострадальцам, как он их, тех двух козлов «мочил» из шестнадцатого, за что и получил одноимённую кличку.
На военном свинарнике свиньи Хавроньи, Машки, Хрюны и прочие представители пятачковых, были на выгуле, на территории, огороженной крепким забором. С подъехавшего к забору грузовику солдатами был положен лоток, длиной метров, так шесть, шесть с половиной, наподобие водопойного, в который как раз помещался арбуз средних размеров. Скатившейся плод тут же падал на радость всему поросячьему обществу, последние приветствовали арбузы и дыни страшным визгом, давкой и требовательным хрюканьем, так как сразу все подойти к месту падения плодов не могли. Серёга Шестнадцатый, посмотрев на всю эту возню, почесал затылок и решил навести справедливость в раздачи кормёжки подшефным. Он приказал артиллеристу Сластину, по кличке «Криминал», после досылки арбуза и разгона, поднимать лоток выше на вылете, дабы увеличить дальность полёта «снаряда» и восстановить рациональную и справедливую раздачу кормов, посылая арбузы и дыни в разные места скопления пятачковых.
"Криминал" был уже дембелем и попал в госпиталь после драки с дисбатовцами (это те, кто прибыл в стройбат из дисциплинарного батальона), те, кто унижали его на глазах у только что прибывшего пополнения. Дисбатовцы вскоре пропали без вести, но и "Криминалу" досталось, ему отбили всё, что только могли, все почки, печёнки и селезёнки. "Криминал" знал, куда делись дисбатовцы, но страшно молчал, считая, что так для него будет лучше.
С кормимой стороны рацпредложение сначала было принято на ура, с разным утробным и одобрительным хрюканьем. Но после, по мере того, как "Криминал" поднимал траекторию полёта арбузов всё выше и выше над головами свиней, одобрение потихоньку стало вдруг пропадать и переходить в гневное возмущение. Траектория полёта арбузов из дальнобойной всё больше походила на миномётную, последние арбузы летели на стадо, вроде бы как с навеса с довольно большей высоты.
Тут не выдержав, за дело взялся Сашка миномётчик, по кличке «Василёк». Кличка Сашке была дана по названию его миномёта, с которым он воевал в Афгане. Срок дембеля у Сашки вышел уже полгода назад, он был, из тяжелых, его перевели из Ташкентского госпиталя, в госпитале «Василёк» пролежал почти полтора года. И хотя он и был раненый и участник боевых действий, но героем его в военной прокуратуре что-то совсем не считали. Военные опера постоянно к нему наведывались предлагая сознаться, что он в бою накрывал минами не душманов, а своих обидчиков солдат, впереди шедших в атаку, что над ним издевались, заставляя стирать свои носки. Но Сашка не сознавался, а прямых доказательств, у дознавателей не было. В другом бою при первом выстреле у него разорвалась мина прямо в стволе, где лежала другая мина, вероятно кем-то подложенная.
- Душманы мне ничего плохого не сделали! - огрызался на дознавателей «Василёк».
***
Быстро размотав с рядом стоящей бухты добрый кусок авиационной резины, боевой расчет привязал оба конца жгута с краю лотка. Получилось что-то вроде большей рогатки или же арбалета. Лоток опустили на землю и поставили на забор почти вертикально. Дружно оттянули резину, зарядили туда добрый арбуз, шестнадцатый крикнул: – «Огонь!». Выстрел превзошел все ожидания. Ягодный плод, ухнув на большей скорости, резко ушел вверх и, дойдя до верхней точки, по всем правилам баллистики, стал пикировать на обезумевшее от страха стадо свиней. При падении лопнувший арбуз шел вниз с ускорением, издавая жуткий свист и страшное шипение, чем ещё больше нагонял страху на пятачковых.
Навесного огня арбузов свиньи не знали, но нехорошее чувство в них уже появилось, начав витать в душах жуткими отголосками смерти. Разящий арбуз стрелой молнии, стремглав прямо с небес, со всей дури своего веса гулко «хряпнул» по рылу одну из свиней, вдрызг разлетевшись красно-кровавой мякотью, корками и семечками в разные стороны. Свиное рыло поплыло в арбузе, свинья сначала присела, думая, что её просто убили. Потом, взбеленившись, вдруг заорала благим свиным матом, тут же передав воплями ощущения другим возмущенным сородичам, чем и посеяла в нестройных рядах большую душевную панику.
Арбузы и дыни уходили в небо один за другим, что очень сильно забавляло солдат.
– Огонь! Огонь!! Огонь!!! - надрываясь в азарте командовал «Шестнадцатый», каждый раз, отчаянно разрубая рукой свежий воздух.
Подносить «снаряды» взялся даже сам Паша, с болезнью дауна, вообще невесть как и откуда попавший в армию. Паша целый год прослужил в посудомойке в стройбате, по праву присвоив себе звание "Генерала" посудомойщика, старшего над всеми посудомоями, он присвоил себе это звание совсем несмотря на то, что был тупой как глухарь. У Паши "Генерала" все руки были в незаживающих язвах и его почти год, как комиссовывали из армии, но процесс этот почему-то подзатянулся и Паша прижился в госпитале. Вообще, "Генерал" был неплохой и даже немного с юмором. И если его долго били и объясняли, что ему нужно делать, то он начинал потихонечку понимать, но при этом плакал и грозил неестественно большими кулаками, крича: – У, суки! Я вам покажу, я вас ночью всех задушууу!
Боевой миномётно–артиллерийский расчет, увлеченный интересным занятием, дружно срабатывался. Снаряды ложились всё точнее и чаще, осечек почти не было, а «боеприпасы», арбузы и дыни в грузовике стали уже подходить к концу.
В стаде свиней началась жуткая паника, крики, как будто их всех резали разом. Затем свиньи стали метаться по всей ограде, когда перепрыгивая, а когда нет через своих на ногах не устоявших сородичей. Потом, судя по всему, по команде своего вожака они дружно перешли прямо под огнём «противника» в организованную оборону. Свиньи образовали весьма правильный круг, который, сначала медленно, а затем всё плотнее и быстрее стал вращаться по часовой стрелке, где парнокопытные неистово копытили землю. Арбузы градом накрывали всё стадо, попадая кому куда, рикошетом разлетаясь по спинам, рылам, пяточкам и ушам, издавая страшные для свиней звуки:
- Бах, фррр-р-р-р! - разлетались «снаряды». - Тиуу, пшш, шульдыбых! - доносился сверху режущий звук, который студил кровь свиней страшным могильным холодом.
Вожак у свиней был мудрый и опытный Хряп. Стадо как по команде стало наваливаться на забор, отделяющий свинарник от посёлка. И вот штурм забора, с какой-то попытки свиньям всё-таки удался. Завалив несколько секций забора, обезумевшее стадо яростно вырвалось на просторы прилегающего к базе посёлка, чем сильно удивило и обрадовало местного жителя. Идя в быстрый галоп, хрюшки быстро рассредоточились по улицам веером, в одиночку и небольшими группами в разных направлениях по всем правилам военной тактики.
Собирали их потом долго, давя на самосознательность советских граждан, но собрали далеко даже не десятую честь от всего поголовья, так как с самосознательностью у жителей посёлка в то время были бааальшие проблемы. Основная же масса свиней затаилась по частным хлевам и сарайкам.
Начальник военторга после долго и грязно ругался на всё отделение «Шестнадцатого».
– Раздолбаи! - кричал. – И кто вас только таких дурней забрал в армию!? Кто вас дураков, отправил ко мне!? Так вас всех и раз этак!!! - неистово орал он, сотрясая застоявшийся воздух.
Но тут, терпеливо и вежливо выждав паузу, Шестнадцатый, как командир отделения с ненавистью вдруг огрызнулся:
- Умных отправили к умным, а нас к тобе!
- К тобе, к тобе! Сам ты к тобе! - орал начальник военторга до тех пор, пока не сорвал голос.
эпилог
Всё это происходило в Сибири, на самой поверхности земли, на самом дне воздушного океана, в те далёкие, холодные и восьмидесятые.
Отделение легкораненых солдат вернулось в госпиталь поздно, уставшим, и заснуло крепко-крепко. Всем им снился дом родной, баба с рыжею… прической, бочка пива, водки таз, и Устинова приказ.
А «Василёк» по ночам всё время почему-то плакал, ворочался и звал маму, а когда его будила медсестра, предлагая успокоительное, он садился на кровать, испуганно поджимал под себя ноги и задумчиво говорил: - Вот, мне бы сейчас миномёт, я бы тех недобитых козлов положил с первой мины. Но увы, мечтам Василька не суждено было сбыться, и те недобитые, наверное, до сих пор живы, возможно, их покоробит, если они прочитают эту новеллу.
А я всё лежал и думал, как же это надо достать, как допечь, как досадить человека, чтобы он стал расстреливать своих же солдат…?
Может быть, в то время была где-то другая, правильная армия, может быть, но я туда не попал, мне, наверное, просто не повезло, но эта снится мне она до сих пор.
Я твёрдо уверен в том, что и эта армия была кому-то нужна, там тоже были (как там, в присяге?) - тяготы и лишения воинской службы, которые мы терпеливо терпели и трепетно выносили, ведь мы были – солдатами!
Андрей Днепровский – Безбашенный. (A.DNEPR)
21 октября 2002г
(говорят, что сейчас армия совершенно другая, тактичная и профессиональная, где даже матом ни-ни, не ругаются…)